Поцелуй Первым - Манилова Ольга

Выхожу из кафе на ногах ватных. Загродский все еще стоит у ресепшена. Светлана радостно указывает ему на меня.

И они идут вместе по направлению ко мне.

Конечно же, он приближается вместе с кем-то. Он знает, как все эти дела проворачивать. И знает мои слабые стороны.

Хочется бросить все и прямо сейчас бежать. Не до номера, а бежать по улицам.

Но я стою, и оцепенение ширится спиралью вокруг меня. Будто у меня теперь пристройка есть, и из нее я выйти не могу. А значит, и шаг сделать.

— Алиса! Вот ты где! — Светлана подмигивает мне. — А тебя ищут!

— Спасибо большое, Светлана. Премного благодарен.

Его высокомерный, но учтивый голос долетает до меня словно гущи слизи. Как омерзительно… даже стоять рядом с ним.

Серые глаза, как всегда, давящие и холодные. Загродский возмужал еще больше. Его роскошная светлая грива кое-где золотится в солнечных лучах.

Что же, администраторша отеля уходит. А мы с ним остаемся вдвоем.

— Здравствуй, Алиса, — улыбается Дмитрий. — Нелегко тебя отыскать. Но прятаться не надо.

Я молчу, потому что нечего сказать. И потому что он питается любой реакцией. Любым откликом.

— Ты обижена, — он даже щурится от удовольствия. — Все намного лучше, чем я думал. Когда ты сможешь вещи собрать?

— Пошел вон отсюда. Из отеля.

Он трогает меня за лицо. Кажется, за подбородок. Я ничего не могу поделать.

Столько лет прошло, и сколько проблем решено… А я все равно стою, опустив руки. Как предмет. Ваза какая-то.

Полная заморозка. Тотальная. Я ничего не переживаю, но и сделать тоже ничего не могу.

— Как же благоразумно, что ни разу тебя не трахнул. Ты посмотри в кого ты превратилась. «Пошел вон!». Алиса, ты прекрасна. Ты создана для этого.

— Для чего? — спрашиваю низким голосом, и стараюсь сжать руку в кулак.

Он подходит ближе. Я знаю, как это со стороны выглядит. Он красивый, импозантный, завораживающий даже. Утонченный, как аристократ. Никто не подумает, что он — садист и чудовище.

Просто Алиса — выдумщица и обманщица. И вечно хочет чего-то не того, а не выйти замуж за великолепного Дмитрия Загродского.

— Для сопротивления, — наклоняется он и шепчет, — для боли.

Я стою, и может быть веками вот так буду здесь стоять. Пока меня не сдвинет кто-то.

К сожалению, кто-то — это Загродский. Что-то звериное все-таки во мне отряхивается от обледенения. Что-то жаждет защититься. Ведь я знаю как! Но не смогу. Опять.

— Проходи, пожалуйста, я вынужден напомнить кое-что тебе. Мы же не будем вмешивать в это твоих родителей, все верно? Я не хочу расстраивать твоего отца твоим поведением. Правда, после твоего капризного вульгаризма здесь, он ничему не удивится.

Он ведет меня куда-то. Больше всего на свете боюсь, что мы встретим моих знакомых. Никто, на самом деле, мне не поможет, только все будут знать теперь. Я как-нибудь переживу сейчас момент с ним, а силой Дмитрий меня увезти не сможет. Через несколько дней я сбегу из Васильков.

Какое-то помещение для встреч. Светлана — добрая, красивая и ничего не подозревающая — ему еще и дверь открывает.

— Тебя всегда на грязь тянуло. Что-то в этом есть. Но придется ехать домой. Я заеду за тобой завтра.

— Какое… домой? — кто-то вместо меня находит силы сказать. Это приободряет. Эта кто-то способна дать отпор.

Слышу, как он театрально вздыхает. Он весь такой. Надуманный. Воображает, что в томике стихов Байрона живет, с позолотой на обложке.

— Там, где ты наконец-то повзрослеешь и выполнишь свои обязательства.

— У меня нет дома. И нет родителей. Ты… ты… должен уехать. Все.

Он касается моих волос.

— Это прекрасно, я же говорю. Ты решила мне подыграть на полную катушку.

— Я не подыгрываю тебе! — вдруг кричу я. О Боже. — И не даю поводов. Пошел вон из отеля. Ты — ничтожество.

Он отводит мои волосы еще дальше. И расчетливый, сокрушительный удар приходится мне на скулу. Что-то в таком роде я ожидала, но все равно от жгучей боли пошатываюсь. И хватаюсь за щеку. Вдруг я пальцами сразу это излечу.

Вот так раз, и нет боли.

Но волшебства не существует.

Удар был такой силы, что по зубному нерву импульс боли иголкой толкается.

Я кренюсь и кренюсь.

И все-таки… столько лет прошло.

Я бросаюсь на него, и попадаю мрази даже в ухо.

Загродский лениво переворачивает мои удары на саму же себя. Держит меня за ворот, как щенка.

— Господи, — он смеется. — Вот это да. Ты совсем здесь одичала. Я не планировал начинать с самого главного, но ты всегда вынуждаешь. Завтра, будь добра, с вещами у входа в двенадцать. В этой дыре невозможно больше десяти минут находится.

Я понимаю, что он ушел уже, но тело не очень склонно к пониманию после такого стресса.

Скула дергается будто рванет скоро. Но чему-то там вырываться. Просто место такое, прямо на кости.

Говорю себе час-другой здесь посидеть, отойти.

Но проходит, наверно, больше.

Отмираю достаточно для того, чтобы организм перешел в острую стадию расплющивания реальностей. Так, здесь одно произошло. А сейчас, другое будет происходить совсем.

Никуда я с ним не поеду. Прямо завтра тоже из Васильков уезжать — не вариант. Во-первых, от перекупщика человек только завтра сможет приехать. Буду ждать. Конечно, для срочного отъезда я бы деньги даже у Маринки одолжила или у Егора.

Но я не собираюсь под дудку Загродского до такой степени играть, что прямо с места срываться. Он любит растягивать садизм, так что сойдет.

Нужно сейчас найти способ отфутболить совещание и на глаза не показываться.

Бегу в номер, к зеркалу. Покраснение есть, но жесть еще не началась. В принципе, если замазать, то и на совещание можно пойти. Синяк через часа два зацветет.

Нет, мне сейчас вообще нужно время. Очень много собирать воедино и еще найти волонтера, кто сможет ремонт в детдоме доделать за меня.

Прошу Светлану позвонить мэру по поводу совещания и проблема за минуту решается. Она хочет расспросить меня о «госте», но я извиняюсь, типа, спешу очень.

В номере все начинаю продумывать, но уже над таблицей со сметой ремонта раскисаю.

Ну и куда все это деть!

Запрещаю себе думать о том, как хотела еще с Васей побыть.

Лучше умру, чем позволю ему узнать о таком. Он никогда не посмотрит на меня по-прежнему. Он только язык силы понимает. Не только физической. А если узнает, что я только сбегать от Загродского могу…

… и какой срок у этого сбегания…

Но Вася мне хотя бы поверил.

Я знаю, что он бы мне поверил.

Он такой. У него хорошие инстинкты. И Кулак не терпит притворства. Не стал бы делать вид, что не верит, просто потому что выгодно так поступить.

До вечера втыкаю в ноут, половину времени бесцельно. Даже игру нашла какую-то.

Кулак приходит раньше, чем я ожидала, но, конечно же, я подготовилась.

— Не пугайся, — улыбаюсь широко, — сегодня на кухне Ване помогала. Поскользнулась на полу, в мыле весь, и об край стола ударилась.

Ключ от машины замирает у него в руках, когда он понимает, что я имею в виду. Из-подо лба смотрит, и, видимо, не все слова переваривает.

— Что… блядь? — он настолько оторопело на меня глядит, что мне смешно становится.

— Помогала оборвышу своему любимому, говорю. Как всегда, попала в неприятность. Заживет за три дня, ей-богу.

Он глядит в открытый ноут почему-то.

— Так ты не из-за дел не пришла, а из-за этого?

Фуф, прокатило. Я аж расслабляюсь и по стулу растекаюсь. Он хмурится до такой степени, что черты лица искажаются.

— Ну… и то, и другое. Сейчас примочку делать буду. Приготовься к веселому зрелищу.

Не могу дождаться уже когда наконец-то избавлюсь от кольца с бриллиантом. На мазь денег нет, а оно все уже ноет и простреливает. Эти примочки, конечно, что мертвому припарка.

Вздрагиваю, потому что не замечаю как Кулак к лицу прикасается. Он совершенно бесцеремонно втыкает на синяк.

— Что, поцелуйчика для уродины не будет? — тяну обиженно.